Большой театр. 1825- 1925

Московский Большой театр. 1825-1925

В 1925 году большевики приняли решение отпраздновать столетний юбилей Большого театра. Следует отметить, что в послереволюционные годы в большевистской России в публичной плоскости часто озвучивалось суждение о том, что оперный театр – это ложное искусство.

Некоторые драматурги и критики, в угоду партийным деятелям, нарекали на буржуазность оперы и балеты. Неоднократно намеревались закрыть Большой театр, в том числе под предлогом сокращения государственных расходов. Да и в целом, здание Большого театра большевиками зачастую использовалось не по назначению. Камерные стены театра оперы и балета стали свидетелями большинства съездов большевиков, а также различных торжественных заседаний Коминтерна и Красной армии, там же была принята Конституция СССР.

В таких непростых условиях Большой театр сохранил свое существование и в честь 100-летнего юбилея Управление Государственных академических театров издало книгу под названием «Московский Большой театр. 1825-1925» общим тиражом 5000 экземпляров.

Книга напечатана под художественно-технической редакцией Александра Бродского. Большинство фотографий театральных персонажей, старинных гравюр и документов, относящихся к периоду XIX – начала ХХ века, предоставлены Государственным  театральным музеем имени Александра Бахрушина. Обложка книги и шрифт заглавных букв созданы российским художником и графиком Сергеем Васильевичем Чехониным (учеником Ильи Репина). 

Почему Луначарский сохранил Большой театр

Непосредственное участие в общей редакции книги осуществлял Народный Комиссар Просвещения Анатолий Луначарский.  Впрочем, по свидетельству современников, Анатолий Луначарский в то время играл роль эдакого «либерального министра» и из всей остальной когорты кровожадных палачей выгодно выделялся.

И все же, опасаясь быть обвиненным во фрондировании, в предисловии к юбилейному изданию «Московский Большой театр.1825-1925» Нарком Луначарский пафосно написал о том, что предвидит создание оперы, которая будет грандиозным символом великих революционных переживаний и отразит славное прошлое борьбы, а также торжествующее будущее.

Интриги кремлевских лицедеев

В конце 20-х – начале 30-х годов ХХ столетия русский поэт и мемуарист Владислав Ходасевич  опубликовал за границей серию «крамольных» очерков о Советской России. С неповторимой долей сарказма в рассказе «Белый коридор» описываются  происходившие столетие назад интриги в московских театральных кругах, ну, и вдобавок «местечковые» козни за кремлевскими стенами:

«К концу 1918 года, в числе многих московских писателей я очутился сотрудником Тео, т.е. театрального отдела Наркомпроса. Это было учреждение бестолковое, как все тогдашние учреждения. Им заведывала Ольга Давыдовна Каменева, жена Льва Каменева и сестра Троцкого, существо безличное, не то зубной врач, не то акушерка. Быть может, в юности она игрывала в любительских спектаклях. Заведывать ТеО она вздумала от нечего делать и ради престижа».

«Назначение Каменевой причиняло страшные душевные муки жене Горького, Марии Федоровне Андреевой, считавшей, что возглавление ТеО по праву должно принадлежать ей. Вражда между высокопоставленными дамами не затихала. Мария Федоровна вела под Каменеву подкопы, но та стойко оборонялась».

«Мы составляли репертуарные списки для театров, которые не хотели нас знать. Старались протащить классический репертуар: Мольера, Шекспира, Гоголя, Островского. Коммунисты старались заменить его революционным, которого не существовало. Иногда приезжали какие-то «делегаты с мест», и, к стыду Каменевой, заявляли, что пролетариат не хочет смотреть ни Шекспира, ни революцию, а требует водевилей».

«Однажды в Театральном отделе прозаседали часов до пяти. Я сидел далеко от Каменевой. Вдруг получаю от нее записку. Пишет, что заседание затянулось, а между тем  есть две пьесы, которые необходимо экстренно прочесть и обсудить в репертуарной секции. Так вот — свободен ли я сегодня после девяти часов вечера? Отвечаю на той же записке: «Да» — и спустя несколько минут получаю от секретаря полоску бумаги с красной печатью и подписью Каменевой: пропуск в Кремль. Секретарь шепчет:
— Ольга Давыдовна просит собраться у нее на дому, потому что здесь нетоплено и нельзя задерживать низших служащих».

«В те дни, советские дамы, спешили навести на себя лоск. Покровительствовали искусствам, ссорились из-за автомобилей и обзаводились «салонами». По обязанности, они покровительствовали пролетарским писателям, но «у себя», на равной ноге, хотелось им принимать «буржуазных». Очевидно, за наше жалованье мы обязаны не только служить в ТеО, но и составлять литературный салон Ольги Давыдовны».

«…Луначарский начинает читать. Час от часу не легче! Он читает по книге! Значит, мы должны слушать пьесы, да еще не новые, а давно напечатанные, которые, даже если бы было нужно, мы могли бы прочесть сами. Это значит: нас заманили, чтобы фактом нашего присутствия чтение старых пьес превратить в литературное событие. Луначарский читал по всем правилам драматического искусства, за разных лиц— на разные голоса. Видимо, к чтению он заранее подготовился. Слушать его кривляние было тяжко». 

«…Стол в столовой не только был «сервирован», но и так сказать — маскирован. Сервирован узкими фаянсовыми чашками с раструбом кверху. К чаю, как всем известно, такие не полагаются: они служат для шоколада. Но возможно, что Каменевым только такие при дележе и достались: это — дворцовые чашки, с тонким золотым ободком и черным двуглавым орлом. На таких же тарелочках лежали ломти черного хлеба, едва-едва смазанного топленым маслом, а в сахарнице — куски грязного, так называемого «игранного» сахару: свое название он получил от того, что покупался у красноармейцев, которые им расплачивались, играя друг с другом в карты. В этом и заключалась маскировка: скудостью угощенья хотели нам показать, что в Кремле питаются так же, как мы».

Послесловие к изданию «Московский Большой театр»

Несмотря на приторную большевистскую слащавость во вступительной части, издание «Московский Большой театр. 1825-1925» имеет значительную историческую ценность. В каталоге опубликованы редкие литографии фасада театра, отстроенного после двух пожаров подряд. Не безынтересна и фотография занавеса, висевшего в театре в период 1896 — 1907 годов. 

Дон Кихот — Федор Шаляпин

Читатель получает возможность ознакомиться с афишами, декорациями и театральными костюмами середины XIX — начала XX веков к таким постановкам как «Лоэнгрин» Вагнера, «Евгений Онегин» Чайковского, «Борис Годунов» Мусоргского, «Аида» Верди и даже портрет Федора Шаляпина в образах Дон Кихота или Бориса Годунова.

В заключительной части издания «Московский Большой театр. 1825-1925» опубликована подробная статья российского архитектора Ивана Рерберга под названием «История здания Большого театра». В послесловии рассказывается об обстоятельствах приобретения земельного участка и о суммах финансирования на постройку первого (сгоревшего) — Петровского театра, а также о событиях, приведших к открытию 6 января 1825 года «нового» Петровского театра. Ну, и конечно же, читатель узнает почему через 17 лет (после возобновления Петровского театра), в 1853 году пришлось снова потратить 900 тысяч рублей на возведение «третьего здания», ставшего Большим театром.

Антикварная галерея ARS Kerylos впервые для читателей публикует полную сканированную копию раритетного издания «Московский Большой театр. 1825-1925».